Окружение и ликвидация фашистов под витебском и бобруйском

«Бобруйский котел»: документы, факты, загадки истории. Часть 9. На Щатковском плацдарме

(Продолжение. См. начало: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть

Cпецпроект районной газеты, посвященный наступательной операции советских войск в июне 1944 года.

На Щатковском плацдарме

Запертые в Бобруйске гитлеровцы оказались в ужасном положении. Немецкий историк Алекс Бухнер пишет об этом так: «В переполненном городе, где, по оценкам, находилось 70 тысяч человек, начал разверзаться ад. Боеприпасов и продовольствия было мало. Воды не было. Большинство сброшенных с самолетов контейнеров приземлилось у русских.
Раненых из некоторых перевязочных пунктов перенесли в неподготовленные казематы цитадели, хоть какое-то защищенное место, где, в конечном счете, собралось 5 тысяч раненых. Они должны были остаться там вместе с медперсоналом, поскольку эвакуировать их больше было невозможно».

Советская артиллерия при поддержке авиации вела массированный огонь по городу. Целые кварталы домов в Бобруйске 28 июня были охвачены пламенем, горели склады. К утру 29 июня город был очищен. По данным немецких историков, 74 тысячи солдат и офицеров погибли или оказались в плену, включая коменданта Бобруйска, генерал-­лейтенант вермахта Адольфа Гамана. Тем не менее, нескольким тысячам гитлеровцев удалось все же прорваться и выйти из «Бобруйского котла».

В июне 2014 года в Минске прошла Международная научно-практическая конференция «Беларусь: памятное лето 1944 года», посвященная 70-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков, на которой прозвучал доклад молодого историка Максима Синицына «Обзор действий советских войск по ликвидации Бобруйской группировки противника в июне-июле 1944 года», где обосновывался такой факт, что крупной немецкой группировке все-таки удалось вырваться из города немалыми силами при поддержке танков, артиллерии, самоходных орудий.

Сейчас уже известно, что прорыв немцев из окружения начался после того, как в 12 часов дня 28 июня был получен приказ фюрера на оставление Бобруйска и снятия с него статуса «крепости».

Как рассказывает младший научный сотрудник Бобруйского районного историко-краеведческого музея Людмила Левченя, в настоящее время архивные документы ЦА МО РФ, а также описание событий с немецкой стороны, воспоминания ветеранов, которые принимали непосредственное участие в этих боях, позволяют с уверенностью утверждать, что противнику удалось вырваться из «котла», и это, естественно, повлекло за собой снижение темпов наступ­ления нашей армии.

Для советских войск в ночь на 29 июня под Бобруйском сложилась тяжелая обстановка. С северо-запада город прикрывала только 356-я дивизия. Численность рот в полках дивизии составляла всего по 60-70 человек. По приказу штаба 65-й армии в 1185-м полку был создан штурмовой батальон, в который вошли лучшие бойцы дивизии, которые обороняли ст. Мирадино. Севернее оборонялся 1181-й полк, а у реки Березина находился 1183-й полк. Протяженность позиций составила 4 км.

В 2 часа ночи гитлеровцы вклинились в оборону 1181-го и 1183-го полков. В 8 часов утра, несмотря на ожесточенное сопротивление наших войск, фронт обороны был прорван. Одна группировка противника прорвалась вдоль берега Березины на север, другая — еще большей численности — вдоль шоссе на Сычково. Советские войска вступали с ними в ожес­точенные бои, которые нередко переходили в рукопашные схватки.

Людмила Левченя на месте боев у д. Щатково.

По воспоминаниям гвардии подполковника А.А. Тестина (в июне 1944 года — гвардии майора, командира 286-го отдельного гвардейского минометного дивизиона) с выходом 8-й мотострелковой бригады на Бобруйское шоссе в районе Сычково утром 29 июня колона внезапно была атакована противником, прорвавшимся из города в северном направлении.

«Пытаясь вырваться из окружения, — вспоминал впоследствии командир 3-го стрелкового взвода 4-й стрелковой роты 457 СП 129-й Орловской дивизии Л.К. Макаренко, — фашисты лавиной «шуганули» вдоль шоссе Бобруйск-Минск и наткнулись на наш передовой отряд в составе 400 бойцов. На их пути оказалась 4-я рота ст. лейтенанта Александра Меркушева, находившаяся в боевом охранении и занимавшая боевые рубежи восточнее деревни Сычково. Разгорелся кровопролитный бой. Все кругом горело. Стояли насмерть. За день было отбито до 13 атак».

На Щатковском плацдарме развивались события, наполненные не меньшим драматизмом, чем на шоссе Бобруйск-Минск. Тысячи гитлеровцев при поддержке танков, артиллерии, минометов любой ценой стремились вернуть захваченную переправу через Березину. Разгорелись кровопролитные бои.

Отрезать отход немцев через Кривой Крюк, Щатково и вдоль Березины было приказано командиру танкового батальона 16-й танковой бригады капитану Н.А. Изюмову. В жестоком бою, который разгорелся на переправе, капитан Изюмов лично подбил семь немецких танков.

8 мая 1975 года в Щатково состоялось открытие памятника воинам 356-й дивизии, который напоминает открытую книгу, на странице которой мы читаем 117 фамилий, которые удалось установить. За учас­тие в обороне Щатковской переправы пять человек получили звание Героя Советского Союза посмертно, два — звание Героя Советского Союза.

И на сегодняшний день из этих более 2 000 павших солдат и офицеров на Щатковском плацдарме, более 700 советских воинов остаются неизвестными и неоплаканными своими родными и близкими.

Алесь КРАСАВИН.
Фото Юрия ЮРКЕВИЧА.

Операция Багратион. Часть I. Освобождение Витебска

• Большие герои маленькой Прони
• Мужество и хладнокровие летчика
• Таран бронепоезда

• Императорские пушки

• Воспоминание 19-летнего лейтенанта о бое местного значения под с.Барановичи, Белоруссия

Военная операция

Бобруйская наступательная операция

24 июня 1944 года в рамках Бобруйской наступательной операции перешел в наступление 1-ый Белорусский фронт под командованием Маршала Советского Союза Константина Константиновича Рокоссовского. Удар по южному флангу линии «Пантера» привел к окончательной потере устойчивости последней. 1-му Белорусскому фронту противостояла 9-ая и часть 4-й армии Вермахта. Фронт Рокоссовского был самым мощным из всех участвующих в операции, но и задачи, поставленные перед ним, были серьезные. В ходе его удара предстояло сокрушить южный фланг оборонительных позиций группы армий «Центр». Согласно замыслу командования, фронт наносил два сходящихся удара в общем направлении на Бобруйск: первый из района севернее Рогачёва, второй южнее Паричи.

Общее наступление фронта было целенаправленно смещено на одни сутки. По замыслу Ставки Верховного Главнокомандования боевые действия фронт должен был начать тогда, когда немецкие войска, способные усилить бобруйскую группировку, уже будут связаны боями с наступающим рядом 2-ым Белорусским фронтом.

В первый же день наступления на левом фланге фронта (в районе Паричи) наметились значительные успехи. Войска 65-й и 28-й армий прорвали оборону противника на глубину 15-20 километров, по фронту порядка 30 километров.

25 июня в образовавшийся прорыв были введены мобильные силы фронта: прославленная конно-механизированная группа Плиева и 1-й гвардейский танковый корпус. Перед высокомобильными соединениями была поставлена задача перерезать дороги, ведущие из Бобруйска на западном, северо-западном и юго-западном направлениях.

Если наступление в районе Паричи развивалось успешно, то на Рогачевско-Бобруйском направлении наступление застопорилось. К концу первого дня 3-й и 48-й армиям удалось захватить лишь первую линию траншей. К тому же была неверно оценена мощь Рогачевской группировки немцев, которая оказалась значительно сильнее, чем полагало наше командование. Возникла опасность, что немецкие войска, мощным контрударом смогут опрокинуть наши войска на данном участке. В срочном порядке были приняты необходимые меры для исправления сложившейся ситуации. Жуков, как представитель Ставки на 1-ом Белорусском фронте, дал распоряжение бросить в прорыв все возможные резервы, в том числе 9-й танковый корпус генерала Б.С. Бахарова. К тому же акцент удара был смещен немного севернее, где была обнаружена некоторая слабость обороны. Так же, в районе Рогачевки усилились действия нашей 16-й воздушной армии.

«. При подготовке операции была слабо разведана оборона противника на Рогачевско-Бобруйском направлении, вследствие чего была допущена недооценка силы его сопротивления. В результате этой ошибки 3-й и 48-й армиям был дан завышенный участок прорыва против южного участка. К тому же армии не имели достаточных средств прорыва. Будучи представителем Ставки, я вовремя не поправил командование фронта.

Необходимо отметить и еще одно обстоятельство, которое повлияло на замедление наших действий в этом районе. Когда готовилось решение о прорыве обороны, командующий 3-й армией генерал-лейтенант А.В.Горбатов предложил нанести удар танковым корпусом Б.С.Бахарова несколько севернее — из лесисто-болотистого района, где, по его данным, была очень слабая оборона противника. С А.В.Горбатовым не согласились и приказали ему готовить прорыв на участке, указанном командованием фронта, так как иначе пришлось бы передвигать на север и главный удар 48-й армии.

Началось сражение. Прорыв обороны противника развивался медленно. Видя это, А.В.Горбатов обратился с просьбой разрешить ему выполнить свой первоначальный план и нанести удар танковым корпусом севернее. Я поддержал предложение А.В.Горбатова. Операция вполне удалась. Противник был опрокинут, и танкисты Б.С.Бахарова, выигрывая фланг группировки противника, стремительно двинулись к Бобруйску, отрезая немцам единственный путь отхода через реку Березину. »

26 июня левофланговая группировка фронта Рокоссовского освободила город Жлобин, южный опорный пункт линии «Пантера».

В тот же день удалось прорвать немецкую оборону и в районе Рогачевки.
26 июня после 3-х дневных упорных боев была прорвана оборона южнее Бобруйска. Таким образом, к третьему дню операции линия «Пантера» была прорвана на всех участках наступления.

В ликвидации группировки восточнее Бобруйска особо отличилась 16-я воздушная армия генерала С.И.Руденко. Когда кольцо окружения еще не было стабильно, мощный, а главное, точный удар его пилотов полностью лишил немецкие войска сил к прорыву.

«. Мне не довелось наблюдать, как проходила ликвидация противника в Бобруйске, но я видел, как шел разгром немцев юго-восточнее его. Сотни бомбардировщиков 16-й армии С.И.Руденко, взаимодействуя с 48-й армией, наносили удар за ударом по группе противника. На поле боя возникли сильные пожары: горели многие десятки машин, танков, горюче-смазочные материалы. Все поле боя было озарено зловещим огнем. Ориентируясь по нему, подходили все новые и новые эшелоны наших бомбардировщиков, сбрасывавших на противника бомбы разных калибров. Весь этот жуткий «хор» дополнялся артиллерийским огнем 48-й армии. »

После ликвидации немецких войск в Бобруйском котле путь к городу был открыт.

Для преследования отходившего противника, в прорывы были введены механизированные или конно-механизированные группы каждого из фронтов.

Именно их успешные действия не позволили противнику закрепиться по рекам Западная Двина и Днепр, хотя германское командование возлагало большие надежды, что широкие водные преграды остановят вал наступления.

В тот же день войска 1-го Белорусского фронта завершили окружение мощной 40-тысячной Бобруйской группировки.

29 июня последний форпост линии Витебск-Орша-Могилев-Жлобин, город Бобруйск был освобожден нашими войсками.

С освобождением города завершилась Бобруйская наступательная операция, а вместе с ней и 1-я фаза операции «Багратион».

К 75-летию операции «Багратион». Бобруйский котел и война глазами немцев

75 лет назад в результате операции «Багратион» Беларусь была освобождена от нацистских захватчиков.

Спор со Сталиным

Осенью 1943 года войска 1-го Белорусского фронта вошли в Гомель, зимой 1944 года от вермахта была зачищена значительная часть Гомельской области. Но большую часть Беларуси продолжала удерживать немецкая группа армий «Центр». Вражеская группировка нависала на Белорусском выступе, угрожая флангу советских войск в Украине и прикрывая пути к Восточной Пруссии и Польше.

Командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии Константин Рокоссовский считал, что нанесение лобового удара на Минск будет стоить Красной Армии огромных жертв. Он предложил нанести несколько ударов, включая глубокий обходной маневр через Ковель с выходом на Брест. Но Ставка Верховного Главнокомандующего отвергла этот план. Тем не менее, сам замысел наступления советских фронтов в Беларуси по нескольким направлениям, на Витебск и Бобруйск, а затем — на Минск, был принят за основу.

В мае 1944 года Рокоссовский был приглашен в Ставку. Константин Константинович вновь высказался за наступление своего фронта также по двум сходящимся линиям — с северо-востока на Бобруйск-Осиповичи и с юга — на Осиповичи. Но с этим мнением не согласился Сталин. Он отправил Рокоссовского в отдельную комнату подумать еще пару часов. Командующий вернулся и снова повторил свое предложение. И вновь Верховный Главнокомандующий, уже плохо скрывая раздражение, отправил Рокоссовского «хорошенько обдумать». Сталин настаивал на одном решающем ударе. Но и после этого упрямый комфронта продолжил защищать свой тактический замысел. Рокоссовскому, хоть и недолго, но довелось служить в Беларуси, и он хорошо знал местный театр военный действий. В ответ на упреки Иосифа Джугашвили в том, что он хочет распылить свои силы, командующий ответил:

— Товарищ Сталин, из-за сильно пересеченной местности, лесов и болот нам в любом случае придется разделять наши войска. Но удар на двух направлениях позволит нам вести в бой сразу большие силы. И ограничит возможность противника маневрировать своими ограниченными резервами. А если мы достигнем успеха хотя бы на одном участке, то успех всего фронта будет обеспечен.

Ставка утвердила план Рокоссовского.

В бой на мокроступах

4-я армия вермахта стояла в районе Минска, 3-я танковая армия — у Витебска, 9-я немецкая армия — в Бобруйске. Бобруйск, занимавший стратегически важное место на реке Березина, был превращен командованием вермахта в мощный оборонительный узел. Передняя линия обороны имела ширину в 6-8 километров. Сам Бобруйск имел внешний и внутренний оборонительные обводы. Форты и подземные казематы старинной крепости также стали частью немецкой линии обороны.

У Рокоссовского на правом фланге фронта в бой шли четыре армии. 3-я армия генерала Горбатова готовилась к наступлению с плацдарма из-за Днепра у Рогачева. Рокоссовский лично обследовал местность перед передним краем 48-й армии и пришел к выводу — наступать по болоту она не сможет. Армия генерала Романенко была переброшена на Днепр к Горбатову. А вот на участке 65-й армии Павла Батова решено было поступить по-другому — немцы ожидали удара на самом удобном участке у Паричей. Наступление же было задумано южнее — в заболоченном месте, где противник ожидал его меньше всего.

Солдаты для передвижения по трясинам осваивали болотные лыжи-«мокроступы», делали плоты, прокладывали гати. Танки снабжались фашинами, бревнами и специальными «треугольниками» для преодоления противотанковых рвов. Один танкист пожаловался Рокоссовскому на отсутствие второй пары обмундирования: «В чем под машиной лежишь, в том и в строй идешь…» Едва командующий фронтом отошел, как за бойца взялись его начальники. Но Рокоссовский заметил это и велел оставить солдата в покое. В 1937 году Константин Константинович был арестован, подвергнут пыткам, дважды выводился на расстрел. Но не оговорил ни себя, ни товарищей…

23 июня 1944 года Красная армия нанесла удар по левому флангу немецкой группировки в районе Витебска, 24 июня — по правому флангу в направлении на Бобруйск. Севернее Рогачева 3-я и 48-я армии встретили ожесточенное сопротивление вермахта и в первый день добились лишь незначительных успехов. А вот южнее Парич 65-я армия Павла Батова смогла с ходу прорвать оборону противника, не ожидавшего удара через «дрыгву». «Мокроступы» помогли. Батова поддержала 28-я армия генерала Лучинского. Вслед за пехотой в прорыв был введен 1-й гвардейский танковый корпус генерала Панова, который стал обходить Бобруйск. Окруженный в Паричах немецкий гарнизон еще продолжал удерживать оборону.

26 июня 3-я армия тоже взломала немецкий фронт у Рогачева. 9-й танковый корпус Бахарова обошел Бобруйск с северо-востока и захватила переправы через Березину. В боях за Бобруйск приняла участие Днепровская военная флотилия, базировавшаяся ранее на Гомель.

Немецкая 9-я армия оказалась в стальном кольце.

Если бы бобруйская группировка немцев вовремя получила приказ на отход, ей бы удалось избежать окружения. Но командование вермахта медлило с приказами об отступлении, следуя фанатичной установке Гитлера «Победа или смерть!», велевшей сражаться до последнего солдата. Только в ночь на 28 июня немцы стали готовиться к прорыву. Но роли поменялись — и теперь вермахту пришлось захлебываться в кровавых «котлах», в которых пришлось побывать бойцам и командирам Красной Армии летом 1941-го…

Воздушная советская разведка обнаружила приготовления ударной группировки немцев юго-восточнее Бобруйска к прорыву. Тогда в воздух срочно поднялось 526 самолетов 16-й воздушной армии генерала Руденко, обрушившей на сосредоточенные в плотных порядках немецкие части свой смертоносный груз. Лес, в котором стояла немецкая группировка, превратился в ужасную гекатомбу. Повсюду горели машины и танки, валялись разбросанные части орудий, лошадей и людей. Столб огня и дыма поднялся над этим страшным местом на 400 метров — словно над гигантским погребальным костром.

29 июня еще одной колонне противника все же удалось вырваться из самого Бобруйска. Но на пути к Осиповичам она также была рассеяна. С 9-й армией вермахта было покончено. Разбита была и 3-я танковая армия под Витебском-Оршей.

Теперь настал черед 4-й армии вермахта в районе Минска-Слуцка-Барановичей.

Котел для группы «Центр»

Командующий XII армейским корпусом генерал Винценц Мюллер оставил в своем дневнике воспоминания о разгроме группы армий «Центр». С 29 на 30 июня войска 4-й армии стали отходить на запад. 1 июля командующий армией генерал инфантерии фон Типпельскирх вызвал Мюллера на свой командный пункт: «Вы знаете, генерал, вообще то мое место — здесь. Но мой начальник штаба убедил меня, что мы можем помочь нашей армии, только немедленно покинув район боевых действий. Я отхожу в тыл, и передаю вам полномочия отдавать приказы по армии — если связь со мной будет прервана. Ваша ближайшая задача — отступление с выходом южнее Минска». На прощание «проницательный» Типпельскирх поведал Мюллеру, что ему совершенно ясно — группа армий «Центр» потерпела тяжелое поражение.

Сам Мюллер пишет о дальнейшем следующее: «Отступление XII армейского корпуса сначала шло планомерно. Однако уже в лесах западнее и южнее Могилева участились ночные засады партизан, их огневая мощь нарастала. Находившиеся на фронте пред XII корпусом советские части не оказывали большого давления на наш арьергард, так как их командование знало, что мы сами движемся в готовящийся котел…»

3 июля XI корпус и другие соединения 4-й армии стала окружать Красная Армия, замыкавшая вокруг них кольцо. В это же время прекратилось всякое снабжение, а между раздробленными частями немецкой армии была нарушена связь. В довершении ко всему, у хваленого вермахта не оказалась карт местности. И многие немецкие части просто заблудились. Деморализации добавляли группы солдат, пробившиеся с севера, после разгрома под Витебском. Многие из них были без оружия, раненых везли целыми обозами, не оказывая им никакой медицинской помощи.

Винценц Мюллер пишет: «Процесс разложения усилился по мере того, как советские войска во взаимодействии с партизанами, завершив общее окружение в районе юго-восточнее Минска, стали окружать отдельные части и соединения, попавшие в этот огромный котел. Наши попытки прорвать это кольцо были тщетны. Штаб моего корпуса был рассеян. 5 июля мы направили в тыл последнюю телеграмму: «Сбросьте с самолета хотя бы карты местности, или вы уже списали нас?» Ответа не последовало».

7 июля в районе восточнее реки Птичь генерал Мюллер признал положение своей армии безвыходным. И обратился с предложением к офицерам прекратить бессмысленное сопротивление и вступить в переговоры. Однако понимания это предложение командира корпуса не встретило — офицеры высказались за новую попытку прорыва. Кастовое сознание германских офицеров, очевидно, противилось самой идее сдаться в плен Красной Армии, которую еще недавно партийные пропагандисты расписывали как «унтерменшей». Но генерал Винценц Мюллер больше не хотел воевать за фюрера, ставка которого даже не удосуживалась отвечать радиограммой на их отчаянные мольбы о помощи.

Рано утром 8 июля фактический командир армии в сопровождении горниста и еще одного офицера выехали верхом, надеясь встретить советские части и ориентируясь по огню их артиллерии. Наугад они наткнулись прямо на штаб крупного артиллерийского соединения. Винценц Мюллер тут же написал приказ о сдаче всей 4-й армии в плен, который был тут же отпечатан и разбросан с советских «небесных тихоходов». «Я решился на этот шаг» — вспоминал впоследствии немецкий генерал, «потому что не хотел оставлять своих офицеров и солдат на произвол судьбы».

В приказе говорилось о том, что они выполнили свой долг, но прорваться своими силами 4-я армия не в состоянии. Она отягощена огромным количеством раненых и отбившихся от своих частей безоружных солдат. Советское же командование обещало медицинскую помощь всем раненым, оставить офицерам ордена и холодное оружие, солдатам — ордена. «Положим конец бес- мысленному кровопролитию!» — говорилось в приказе. «Приказываю: немедленно прекратить сопротивление».

Как и генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, генерал-лейтенант Винценц Мюллер вступил в Национальный комитет «Свободная Германия». Насколько он был искренен в этом своем перевоплощении?

Разумеется, решающую роль сыграла катастрофа вермахта в Беларуси. Но Винценц Мюллер никогда не был сторонником национал-социализма. В период Веймарской республики Мюллер был политическим референтом руководства рейхсвера. К национал-социалисткой партии он относился отрицательно. Убийство в «ночь длинных ножей» в июне 1934 года его бывшего шефа генерала Курта фон Шлейхера симпатий к нацизму ему также не прибавило. Однако генерал Мюллер все же верно служил вермахту, пока не был разбит в Беларуси.

Анализируя итоги операции «Багратион», генерал Мюллер в газете «Фрейерс Дойчланд» 23 июля 1944 года писал о том, что немецкое командование допустило накануне нее ряд стратегических и тактических ошибок. Уже с середины мая оно ожидало советского наступления в районе Минска и Витебска. Но группа армий «Центр» не только не получила резервы, но даже отдавало целые свои батальоны на другие участки фронта. Немецкий генерал об этом не пишет, но 6 июня 1944 года англо-американские союзники и войска «Свободной Франции» наконец-то начали высадку в Нормандии, что тоже отвлекло часть сил вермахта. По мнению Мюллера, верховное командование должно было отвести немецкие части с Белорусского выступа, выровняв линию фронта. Но оно тоже этого не сделало. Порочная стратегия Гитлера, с его приказом стоять до последнего, дилетантским подходом к военному делу и азартом картежного игрока, привела к уничтожению целых частей, и поставило на грань катастрофы Германию. «Сколько немецкой крови было пролито напрасно!» — восклицает Мюллер. «Германский народ хотят принести в жертву ради того, что бы дать возможность кучке нацистских фюреров «величественно» сойти со сцены. Нужно покончить с виновниками всех обрушившихся на нас бедствий и проложить обманутому и побежденному германскому народу новый путь в семью миролюбивых народов».

Разгром немецкой армии в Беларуси в ходе операции «Багратион» окончательно сломал военную машину «третьего рейха» и стал прологом к полному освобождению народов Европы от нацистского рабства.

Немецкий танкист: «Как мы прорывались из Бобруйска. »

Сегодня мы публикуем отрывки из еще не увидевшей свет книги Владимира Григорьевича Зайцева «Рассказы у дороги». Они посвящены освобождению Бобруйска в июне 1944‑го. Героем рассказа Владимира Зайцева «Прорыв из Бобруйска» выступает немец-танкист, реальный участник тех событий.

С Рудольфом Фихтенбергом автору довелось познакомиться в Минске в 1980‑е годы, когда он работал переводчиком. Тогда же появилась идея записать его рассказ: взгляд на события глазами отступающих немцев.

«В самом начале русского наступления, которое началось на нашем участке 23 июня мощнейшим артиллерийским обстрелом, продолжавшимся два с половиной часа, мой танк Т‑IVG получил несколько чувствительных попаданий снарядов русских пушек, крупных осколков от авиабомб и ракет «сталинского органа» («катюш»).

Оружия у нас тогда было больше, чем солдат…

После одного из налетов на узел обороны, оборудованный наспех и плохо, погибли около шестидесяти пехотинцев, и сгорели пять танков — уцелел только мой. Нам удалось с большим трудом, временно отремонтировав его, добраться до тылового пункта сбора и ремонта поврежденной техники. Там танк отремонтировали более основательно и отправили в Бобруйск, на капитальный ремонт.

В Бобруйске мастера-ремонтники из тыловой ремонтной службы нашей 20‑й танковой дивизии заменили ствол пушки, коробку передач, ведущее колесо, пулемет, радиостанцию, обе гусеницы и три катка, а также установили все наружное оборудование, сметенное с брони русским огнем, в том числе и новые экраны. Мы пристреляли новую пушку, пополнили боекомплект, заправились и хотели убыть в свой батальон. Но нам в комендатуре сказали, что батальона больше нет, и мы остаемся в распоряжении коменданта гарнизона.

Петер Кауц срубил березу, затесал ее, а я, в свете фонаря, написал имена и фамилии под нарисованным крестом.

Я сильно удивился и задал вопрос майору о том, куда могли деться полторы или две дивизии, и он нехотя объяснил, что все части, с которыми мы взаимодействовали, попали в котел возле деревни Телуша, который русские уничтожают непрерывным артиллерийским огнем и налетами групп самолетов из 20–30 машин. Тогда я понял, что за непрерывный грохот доносится с востока.

Пока нас ремонтировали, русские за 26 и 27 июня полностью окружили Бобруйск. В город отступило много солдат из разбитых частей. Они были неорганизованны и многие без оружия, особенно те, кто потерял свою тяжелую технику.

26 июня бои шли уже в трех километрах от Бобруйска.

В 9‑й армии было 10 дивизий и еще две были из 4‑й армии. Казалось бы, это была сильная группировка, но она таяла, ежедневно теряя тысячи солдат и офицеров.

26 июня бои шли уже в трех километрах от Бобруйска.

27 июня было принято решение прорываться из города, пока русские не уплотнили кольцо окружения пехотными частями и артиллерией. Мой танк и несколько других, вместе с самоходками отбивали на окраинах натиск русских. Они не очень сильно атаковали, а больше стреляли из-за укрытий. Так прошел день. Ночью 28 июня было спокойно.

Но утром начался ад. Русская артиллерия сыпала снаряды на город как из мешка. Снаряды и мины падали очень часто и очень плотно. Разрыв от разрыва был не далее как в двадцати-двадцати пяти метрах, а чаще всего и ближе. И обстрел одного и того же участка повторялся через каждые 15–20 минут.

Наш танк стоял внутри длинного разрушенного и сгоревшего кирпичного здания какого-то производства на окраине города. От здания остались одни только толстые стены. Здание было широким, и мы могли даже поворачивать башню с пушкой внутри него. Мы ездили между ними, прижимаясь к тыльной стене, и стреляли то из одного окна, то из другого.

Затем начался налет русской авиации. Вначале на ту окраину, где мы оборонялись, высыпали с большой высоты много бомб двухмоторные тяжелые бомбардировщики. Дождь из бомб весом в 50 и 100 кг упал на город и на нашу пехоту. Она погибала под разрывами и под стенами рушащихся от сотрясений домов. Многих убили падающие с неба балки и глыбы кирпича, подброшенные ввысь взрывами бомб. Раненых было мало. Если в кого-то попадало, то он чаще всего погибал сразу. Его некому было перевязать и увести в тыл, или Бог оказывал ему милосердие и новый близкий взрыв добивал его, через несколько секунд или минут.

Среди развалин мелькали наши бронетранспортеры с красными крестами, которые собирали раненых и увозили в подвалы бобруйской крепости.

Только там было единственное в городе безопасное место. Вывезти их с собой не было никакой возможности, и мы их оставляли на милость русских. Об этом было объявлено открыто.

Ночью с 28 на 29 июня командование передало всем войскам, а их скопилось в городе свыше 70 000 человек, приказ на отход из окружения. Прорыв назначили на 23.30. Он должен был идти тремя волнами. Но командование потеряло управление над большинством людей и подразделений. Они были близки к панике и бегали по горящему городу, спасаясь от обстрела и бомбежек. Это было понятно и объяснимо, так как ракеты «сталинских органов» («катюш»), падавшие на город десятками, сжигали все вокруг термитными боеголовками. Целые ряды разбитых домов вновь горели и разваливались на глыбы кирпича, делая улицы непроходимыми, и весь город был окутан густым облаком едкого дыма, кирпичной и известковой пыли. Пехотинцы исчезали в этом адском огне целыми взводами без следа…

В это время группы эсэсовцев поджигали и взрывали все то, что еще оставалось целым — склады, поврежденную технику и городские здания, уцелевшие при обороне.

Возвращаясь из штаба к танку, я увидел, что на брошенном прицепе в переулке стоят носилки с ранеными. Один из них окликнул меня. Это был мой друг-танкист Эгон Брунненгрубер. Из его экипажа уцелели только двое, а еще двое были из другого танка. Они смотрели на меня, прощаясь со мной. Я не мог перенести этого взгляда, предать наше солдатское товарищество и бросить их русским, которые бы, конечно, убили их, или сразу же отправили в Сибирь, как мы все тогда были уверены. Тем более что все знали больше или меньше о тех преступлениях, которые творили тыловые охранные части, и боялись, что нам всем придется за все это отвечать.

Я сказал Эгону и остальным, что внутри все по приказу забито снарядами, и места не найдется даже и для котенка. Но я могу взять их на корму, уложив за башней. И добавил, что если танк подобьют, то они должны немедленно падать на землю и убираться от него подальше. Эгон кивнул мне: «Я знаю это, но все равно спасибо за заботу».

Я подозвал четверых солдат, и мы, сняв носилки с прицепа, погрузили их на корму танка, поставив на подобранные матрасы, шинели и сиденья, снятые с разбитых автомашин. Сбоку и сзади, за бортовыми экранами, мы установили двери, капоты, борта с брошенных грузовиков «Опель-Блитц», стоявших вдоль улицы с разбитыми моторами и запасные траки, чтобы хоть немного защитить их от пуль и осколков. Потом, помня о способности пуль и осколков пробивать тонкое железо, решили усилить защиту. Для этого вошли в разбитый дом и сняли пять уцелевших дверей, которые поставили позади металлических дверей грузовиков и капотов. Двое танкистов сказали: «Дайте нам пулеметы, мы можем стрелять, и прикроем корму от русских».

Оружия у нас тогда было больше, чем солдат, и мы быстро нашли и дали им два МГ‑42 с двумя десятками коробок с лентами и большие фляги с водой.

Наступила ночь. Русские орудия разных калибров продолжали стрелять почти так же часто, как и днем. По центру они нанесли удар такой силы, что перемололи там все в мелкий щебень. Мы вышли из горящего города в сторону городка Осиповичи по дороге на северо-запад, проходящей недалеко от берега Березины. Только иногда русские пускали ракеты для освещения. Стрельба стала редкой, вялой. Впереди колонн шли несколько танков, 10 штурмовых и противотанковых самоходных орудий и 12 бронетранспортеров из нашей 20‑й танковой дивизии. Они должны были пробить брешь в окружении для идущих на прорыв колонн машин и повозок с ранеными и просто колонн пехоты. Вдруг в небо взлетели десятки ракет. Наши колонны стали видимыми, несмотря на мелкий, редкий дождь и дымку.

Впереди от леса полыхали нам навстречу частые вспышки русских орудий. Из-за реки залпами били противотанковые пушки и опасные скорострельные «Ратч-бум» (76‑мм дивизионная пушка ЗиС‑3 (на жаргоне солдат вермахта). Вспышек было много — десятки, и их становилось все больше.

Начали бить и русские гаубицы. Это было видно по большим кустистым разрывам и огромным клубам раскаленных газов, взлетавших к небу. Они поднимались по четыре, по шесть, по восемь… прямо среди колонн.

Грузовики загорались один за другим, а следом вспыхнул и один из танков.

И все же мы прорвались через первый заслон, который был примерно в 3–4 км от города.

Ночью с 28 на 29 июня командование передало всем войскам, а их скопилось в городе свыше 70 000 человек, приказ на отход из окружения.

Вспышки разрывов слепили и поднимались почти сплошной стеной поперек дороги позади нас. Они сверкали без перерыва, поднимая огромные клубы дыма и пыли. Русские гаубицы поставили огненный заслон на пути колонн и отсекли задних.

Мы объехали горящий танк Т‑IV. Потом еще один, стоявший без башни. Вся земля была усеяна нашими пехотинцами. Большинство из них были убиты, но некоторые поднимали то руку, то голову, пытались ползти, звали товарищей. Но живые бежали мимо. Наш механик–водитель пытался объезжать лежавших, и танк дергался то влево, то вправо.

Мы все же приблизились к лесу, из которого стреляли русские, хотя нас осталось очень мало, намного меньше, чем вышло из Бобруйска…

Наш танк медленно ехал по болотистому лугу. Машин стало меньше — они остались на дороге и возле нее. Позади нас и в стороне горели кострами те, кому не повезло. Боже, спаси нас — продолжал я молиться без перерыва.

Удар по танку слева, затем еще и еще раз. Затем мощный рывок-удар справа. Рядом, наверное, в двух-трех метрах от танка справа, поднялся огромный столб земли, огня и дыма. Это снаряд тяжелой гаубицы. Если такой попадет в танк, то нам конец.

Приподняв на треть крышку люка, я выглянул, и, несмотря на тьму, увидел — экранов у танка нет. С брони снесло все. Оторвало ствол пулемета. Не осталось ни одного запасного трака или катка. Вместо раненых — клочья мяса. Вся корма была залита кровью и заляпана кусками мяса и внутренностей тех четырех танкистов. Даже в темноте было страшно смотреть на танк. Я понимал, что шансов прорваться к своим у нас мало, почти нет, но танк нужно было привести в порядок, пока все это не засохло на нем.

Я вызвал экипаж и они при помощи лопат и веток очистили корму, уложив останки в дырявый брезент. Не хотелось бросать останки просто так, и я нашел рядом с танком яму. Туда опустили свернутый брезент, рядом положили умершего солдата и засыпали. Петер Кауц срубил березу, затесал ее, а я в свете фонаря написал имена и фамилии под нарисованным крестом.

Встретившиеся нам солдаты наломали веток кустов и нарвали травы, набросали их на корму и уселись сверху, держась за изуродованные остатки поручней и ручек люков моторного отделения.

Мотор взревел, и мы двинулись вперед, на запад, как требовал от нас приказ».

Подготовила Галина ЧИРУК
Фото из открытых интернет-источников

Присоединяйтесь к нам в социальных сетях:

Что такое «Восточный вал» под Витебском и какой ценой освободили Лучёсу? Неизвестные факты от витебского экскурсовода

Говорить о войне всегда сложно. Несмотря на то, что мы знаем о ней только со слов ветеранов и из книг. К счастью. Как наши деды и прадеды смогли это пережить? Что они чувствовали? О чем думали? Какой ценой в жизни каждого из них далась Победа? Сколько людей погибло ради неё… Сердце разрывается от боли, когда читаешь сухие сводки военных дней. Я верю, что мы сможем сохранить память о нашей Победе. По-другому просто не может быть.

В этом году Победе 75 лет. Сегодня мы вместе с витебским краеведом, экскурсоводом Людмилой Большаковой решили вспомнить, как на самом деле происходило освобождение Витебска. Людмила знает много того, чего не знаем мы. Оказалось, что и здесь есть некоторые факты, которые мало кому известны.

Находящийся рядом райцентр Лиозно был освобожден в октябре 1943 года, Городок – в декабре 1943-го. А Витебск – только 26 июня 1944 года. Почему нашим войскам понадобилось столько времени? Что происходило в эти долгие месяцы?

В районе реки Лучёса проходил пресловутый немецкий «Восточный вал». По специальному приказу Гитлера фашисты создали под Витебском неприступную оборону. Не случайно на этом рубеже почти 9 месяцев стоял фронт.

«… Переправа, переправа, Берег левый, берег правый…»

Эти строки из поэмы А.Твардовского «Василий Теркин» знакомы всем. Прообразом этого эпизода вполне могли быть и те драматические события, которые произошли у нас во время Великой Отечественной войны.

Немецкий «Восточный вал»

Витебский выступ, «Витебский балкон», «Ворота в Пруссию», «Восточный вал». Оккупанты превратили город в «Тевтонскую крепость» («Цвинбург» — «Крепость Возмездия»). 1 октября 1943 года в Витебск прибыл генерал Гольвитцер для выполнения приказа командующего армейской группой «Центр» фельдмаршала Клюге о строительстве оборонительной линии «Пантера» от устья Припяти до Витебска. Для этого он организовал при каждой дивизии лагеря, в каждом из которых было от 800 до 2000 тыс. советских граждан.

Немцы использовали сплошную траншейную систему и строили опорные пункты и узлы сопротивления. Под Витебском возвели 3 оборонительных эшелона. Большинство огневых средств было сосредоточено в первой линии в 10-15 км от города. Использовали рельеф, реки, озера, овраги. Равнинные участки перекрывали минными полями. На окраине города находились зенитные батареи: на высоте Ю-З устья Лучесы, на Юрьевой горке, у Бороник и другие. Доты сконцентрированы по 4-м направлениям. Особо охранялись мосты.

В городе и окрестностях до сих пор сохранились траншеи, видны места для стрелков и гнезда для пулемётов, бункеры, блиндажи, бронеколпаки и ДОТы.

ШИСБ — спецназ 44-го

Широкий размах наступательных действий советских войск и возрастающая роль техники и вооружения сухопутных войск обусловили необходимость создания штурмовых инженерно-саперных бригад (ШИСБр) – универсального продукта Великой Отечественной войны. По своей боевой мощи они сопоставимы с ударными общевойсковыми армиями. Часто их называют советским спецназом 1944 года. Из-за снаряжения бойцов ШИСБр называли «раками». Этот «панцирь» солдаты обычно надевали на ватник с оторванными рукавами, который служил дополнительным амортизатором. Со стороны бойцы ШИСБр и в самом деле напоминали раков.

К началу операции по освобождению Беларуси плотность штурмовых инженерно-саперных войск составляла по 7-10 рот на 1 километр фронта.

Из «Журнала боевых действий»

:»… за 15 дн. февр. и 10 дн. марта 1944, в непрекращающихся боях на территории прорыва через р. Лучёса, в 8 км по фронту, потери армии составили убитыми и раненными около 40 тыс. бойцов и командиров«

Из Журнала боевых действий 1-й ШИСБр:

«В 3.00, 5.01.44 г. — штурмовая группа — 153 чел. в бронещитках заняла исходный рубеж.

В 11.00 после артподготовки начали штурмовать д. Мяклово, одна рота стремительной атакой пошла к Лучёсе. Противник контратаковал, остатками личного состава батальоны заняли оборону восточнее Мяклово. Убито 19 чел., ранено 83 чел.

4.02.44 г. Двумя ротами 5 ошисб выступил к месту постройки моста под грузы 30 т. Чтобы спуститься к реке, нужно пройти по открытой местности 200м. Плацдарм был всего полтора км. по фронту и 200-300 м. в глубину. Все подходы к мосту изрыты воронками от мин и снарядов. К рассвету 5.02.44г. мост был восстановлен, но утром немцы его разбили.

8.02.44г. Приказано строить мост на 30 т. Начальник штаба бригады подполковник Гусаров, командир бригады полковник Прокопчук, начальник строительства моста майор Чернышенко. В ночь с 8 на 9-е мост был почти готов, когда мощный огонь артиллерии противника обрушился на мост. Около 70 чел. было убито, ранено и контужено.

9.02.44г. В район «Дом отдыха» прибыла рота 3 ошисб лейтенанта Танюшина. Метрах в 20 от моста лежит убитый Антошин. Подошли роты 4-5 ошисб.

В 2:30, 10.02.44г. мост вторично восстановлен под груз 16 т. Пропустили 10 пушек. Пошли лёгкие танки Т-70. Прошел тихо, тихо один… второй… третий… четвёртый… И тут танк провалился и мост вышел из строя.

С 4-го по 12.02.44 построено 183 погонных метра моста, за это время убито 25 и ранено 152 чел.

2.03.44г. 3 ошисб наводит мост под грузы 5т. у «Рощи круглая».

5.03.44г. 4 ошисб строит мост у Колесниково. К 7.00 паром был закончен. В 12.00 — уничтожен противником. Убито 25 чел., ранено 67 человек«.

Памятник 1 штурмовой инженерно-саперной Смоленской комсомольской бригады РГК находится у шоссе за д. Шапуры, напротив бывшего «Дома отдыха» на р. Лучёса.

Исследователи-подводники из БРОО «Поиск» рассказывали, что есть места на Лучёсе, где дно, как брусчатка, услано черепами.

Лучёса стала именем

33-я Армия к концу февраля 44-го прорывала оборону противника 10-ю дивизиями и на фронте до 8 км, на 1 км имела 137 орудий, израсходовано 515 900 снарядов. Заняли 19 кв. км., продвинулись на 3 км.

К 27.02.44 г. 965-й стрелковый полк потерял до 75% личного состава. Получил подкрепление: штрафной батальон 760 чел., включая 20 чел. постоянного состава.

В 8.00 28.02 после 20 минутной артподготовки штрафной батальон с криками кинулся на врага. Падая на льду, преодолевая льдины, сползая с заснеженного берега и всё время в гору. Их встретил шквальный огонь с берега. До деревни полкилометра по глубокому снегу. Деревня Бурштыны сгорела за считанные минуты, Волосово почти полностью. Наши обстреливали левый берег «Катюшами», немцы отвечали тяжёлой артиллерией. Военные сводки сообщили, что наступление наших войск решающих успехов не принесло.

Младший лейтенант, командир снайперского взвода 251-й стрелковой дивизии Георгий Алексеевич Ушков, который участвовал в боях под Витебском, написал стихотворение «Лучеса».

Тебя давно на карте я искал,

Полоска голубая среди леса –

Простая белорусская река

С красивым строгим именем Лучеса.

Мы на рассвете встали пред тобой.

Ты нас ждала, как может ждать невеста;

И мы вели здесь долгий смертный бой,

Чтоб ты была свободною, Лучеса.

И в память тех, кто в росную траву

Упал навек, свой долг отдавши честно,

Я будущую дочку назову

Твоим прекрасным именем, Лучеса.

Сын его племянницы, Лучёсы, думал, что это его бабушка нафантазировала маме такое странное имя. Они были приглашены в Витебск на 65-летие освобождения и жили в гостинице «ЛУЧЁСА».

Немецкие офицеры подробно описали в своих воспоминаниях эти долгие месяцы под витебском. 23 и 24 июня комендант города просил у штаба разрешение вывести войска из города, говорил, что 25-го будет уже поздно, но получил отказ из Берлина. На свой страх и риск он разрешил нескольким частям покинуть город. Наши войска форсировали Двину и перерезали шоссе на Бешенковичи. 26.06.1944 года завершилась операция «Витебский котёл»…

Возвращаемся в настоящее

— Людмила, откуда у вас столько материалов о войне?

— На своей работе я касалась этих вопросов и общалась с теми, кто подробно исследовал тему войны на Витебщине. Сама участвовала в краеведческих чтениях, конференциях. Меня просили то россияне, то немцы, то наши люди показать места боев, концлагерей, гетто, и получились экскурсии по Витебску и окрестностям. Уже пять маршрутов у меня. Подруга сказала мне «Как ты уходила от войны, так она тебя и накрыла». Я недавно узнала, что мой дед был «штурмовиком», погиб и сейчас увековечен на мемориале в Украине. А призван партизанским военкоматом в 1942 году. Оказывается, и такое было, карточка есть в интернете. Для меня это стало настоящим шоком. Ведь эту информацию я узнала две недели назад. Пришло время, когда можно много узнать о своих родных. Комиссар написал в донесении, что тело не вынесено с поля боя. Летом 45-го дед вернулся в Освею. Как он выжил? Дома никто про его партизанщину и саперные войска ничего не говорил.

— Вы нам проводили экскурсию по природным ландшафтам Витебска и тоже ничего не сказали, не показали блиндажи, траншеи, а говорили только о травах, цветах и экоарттерапии. Ведь мы ходили рядом. Почему?

— Вы не спрашивали. Да и о лекарственных травах говорить проще, чем о войне…

Если хотите узнать больше о б этих событиях и побывать на интересных экскурсиях в окрестностях Витебска — обращайтесь: страница экскурсовода в Инстаграме, Вконтактеи в Фейсбуке. Телефон +375(29)717-38-42.

Пообщалась с Людмилой Большаковой — Наталья Абазовская.

Фото предоставлено Людмилой Большаковой.