Краткая биография пьецух

Памяти Вячеслава Пьецуха

Он родился 18 ноября 1946 года в Москве. В 1970 году окончил исторический факультет Московского педагогического института. Десять лет проработал учителем в школе. Затем — корреспондентом радио, литературным консультантом в журнале «Сельская молодежь». С 1993 по 1995 годы был главным редактором журнала «Дружба народов». Первая его публикация — рассказ «Обманщик» — был напечатан в журнале «Литературная учеба», № 5, 1978, когда автору было уже за тридцать. Но тогда это был престижный журнал. Я учился в Литературном институте в первой половине 80-х годов, и там, где нас вроде должны были печатать по определению, напечататься было почти немыслимо.

Я помню студента, чей рассказ в «Литературной учебе» готовился к публикации на протяжении всех пяти лет его учебы в ЛИТе, да так, кажется, и не вышел, потому что в этом рассказе герой кончал жизнь самоубийством, а по неписанному закону поздней советской цензуры советский человек самоубийством кончать права не имел. Интересно, что в этом плане наша цензура совпадала с церковной идеологией, где самоубийство — страшный грех.

Вячеслав Пьецух был (и остается) очень хорошим русским писателем. Но, будем говорить откровенно, с не очень удавшейся литературной судьбой. Он был на слуху, о нем знали, его уважали, тем более что и человек был приятный, рассудительный, умеющий философствовать не натужно, а как-то просто, что называется «по-русски». Мыслить это называется, а не философствовать.

Но настоящей известности не было. Особенно в последние лет десять, когда он практически выбыл из литературной жизни, жил в основном в деревне, в литературных тусовках не участвовал, на премиях не появлялся и не получал их. Если и были у него какие-то премии, то «толстожурнальные». Он вообще был идеальным автором «толстых журналов», потому что писал компактно, в основном — рассказы и небольшие повести. Критика его замечала мало, а большинство его вещей и просто не замечала.

Мне вспоминается, что, кажется, пиком его славы стала маленькая повесть «Центрально-Ермолаевская война», опубликованная в конце 80-х годов, во время «перестройки», но еще до распада СССР. И я, если честно, больше других запомнил именно эту вещь Пьецуха, а многие другие не помню совсем.

Может, нужно просто перечитать.

Мне всегда нравился его стиль — абсурдистский, но спокойный, какой-то подлинно народный, но без подражания народному языку, как у «деревенщиков». По его стилю чувствовалось, что пишет городской интеллигент, но народ свой знает и чувствует. Русский мужик либо молчит, слушая своего словоохотливого собеседника и во всем ему поддакивает, что вовсе не означает, что он с ним согласен; либо сам несет околесицу, а в собеседника всматривается, пытаясь разгадать, что он думает на самом деле.

Лев Толстой укорял раннего Горького: «Все мужики говорят у вас очень умно. В жизни они говорят глупо, несуразно, — не сразу поймешь, что он хочет сказать. Это делается нарочно, — под глупостью слов у них всегда спрятано желание дать выговориться другому. Хороший мужик никогда сразу не покажет своего ума, ему это не выгодно. «

Эту особенность русской народной ментальности Пьецух прекрасно чувствовал, и в «Центрально-Ермолаевской войне» она передана с изумительной точностью. Наверное, поэтому он и прожил последние годы в деревне; там ему было и душевно, и умственно уютнее, что ли. А может, просто склад писательского характера был такой — тяга к уединению, к неторопливости.

Городские интеллигенты в рассказах Пьецуха другие. Садятся за стол выпить водки и поговорить о бабах, а рассуждают о Шопенгауэре и загадочной русской душе. И чем больше пьянеют, тем более высокие темы поднимают.

Поколение Пьецуха, те кто был рожден в конце войны или сразу после нее, вообще оказалось поколением, которому, с точки зрения карьеры литературной, нельзя позавидовать. Повезло «шестидесятникам», как бы они ни жаловались на цензуру и на Хрущева, оравшего на них с высокой трибуны. Они попали в «оттепель» в молодом, но зрелом, возрасте; литература была тогда важнейшим из искусств; их любили, вокруг них возникали культы; они собирали стадионы. А если они эмигрировали или их изгоняли из СССР, это добавляло им славы на родине. Они были героями, кумирами.

А вот те, кто «оттепель» пропустил, будучи в это время подростком или совсем молодым человеком, и начинал свою карьеру в «застое», вот тем пришлось нелегко. Да, их печатали, им платили отличные гонорары и давали все преференции от СП СССР. Но времена настали глухие. На место кричащего Хрущева пришли серые цензоры. Они не кричали, они просто знали, что можно, а что нельзя. И писатели это знали. Внутренний цензор включался в них за несколько шагов до письменного стола.

Возможно, и поэтому Пьецух выработал свой стиль. Это не был эзопов язык, не была «фига в кармане». Это была попытка наложить русскую классику на нашу советскую действительность. Показать, что ничто не меняется под луной, и русский человек всегда остается тем же. Это было правильно, но, с точки зрения литературной стратегии, уже не срабатывало. В 90-е и «нулевые» на смену таким «тихим» писателям пришли «крутые» — Сорокин, Пелевин, Прилепин, Иванов. Они вдруг оказались на литературном Олимпе, с их полной раскованностью, запредельной свободой, но и зависимостью от книжного рынка. Это была уже совсем другая литературная реальность. Пьецух с его тонким письмом, длинными фразами, многостраничными мыслями о русской душе и мировом хаосе — в эту реальность не вписался.

Но, повторяю, — это был прекрасный русский писатель.

Может быть, мы еще вернемся к нему. Когда поумнеем.

Вячеслав Пьецух и его Ирина: Обоюдный обман, закончившийся счастливым браком

Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.

Эстет и ценитель искусства

Ирина Ефимович в кругах, близких к искусству, была личностью известной: заведующая галереей и вдова крупного художника Бориса Тальберга. Однажды между закрытием одной выставки и открытием другой она увидела в пустом зале спящего Вячеслава Пьецуха. Конечно, она его знала, хотя знакомы они и не были. О самобытном талантливом писателе Ирина Борисовна была наслышана, произведения его читала, а его литературный слог ей весьма импонировал. Было в нём что-то от русских классиков.

Ирина Борисовна не стала кричать и взывать к помощи охранников, напротив, предложила отвезти его домой на её служебной машине. Казалось, незнакомец не совсем понимал сути вопроса. Заведующая галереей решилась забрать его к себе, так как оставить в выставочном зале неизвестного человека было просто невозможно.

Дома у Ирины Борисовны Вячеслав Пьецух как-то очень быстро протрезвел и после тщательного осмотра квартиры был совершенно впечатлён количеством мяса в холодильнике и наличием двух ящиков спиртного в доме одинокой женщины. Поначалу он решил было, что его новая знакомая слишком много ест, но узнал: она всё время работает, очень не любит ходить по магазинам, но при этом обожает принимать гостей.

Позже писатель со смехом будет говорить, что купить его за два ящика водки и пятьдесят килограмм замороженного мяса было невозможно. А потом добавит: он точно знал, куда ему надо было ехать, но ещё там, в галерее, она его чем-то зацепила.

Ирина Ефимович и сама объективно относится к собственной внешности и на лавры Мэрилин Монро никогда не претендовала. Вячеслава Пьецуха тронуло нечто другое, совершенно неотразимое и не поддающееся логическому объяснению.

В тот же вечер писатель спросил у Ирины Борисовны, какого она года рождения, тут же назвав свой: 1946. Женщина, которая до этого дня никогда не скрывала свой возраст, а даже гордилась количеством прожитых лет, не задумываясь ответила: тоже родилась в 1946. Правда же была в том, что она появилась на свет в 1942.

Брак оказался по расчёту

Когда Вячеслав Пьецух и Ирина Ефимович рассказывали о своём браке, это была блестящая игра двух интеллектуалов. За насмешливыми описаниями деталей парадоксального романа, начавшегося со взаимного обмана, скрывались чувства двух взрослых людей, проживших много лет и не утративших стремления быть счастливыми.

Писатель с серьёзным лицом рассказывал о том, как ему просто пришлось жениться после уничтожения всех запасов еды в доме искусствоведа. И о последней капле, решившей дело: наличию личного автомобиля у будущей супруги.

После венчания супруги отправились на дачу к отцу писателя, который предупредил Ирину о том, что теперь у неё появился не только муж, но и ребёнок. Вячеслав Пьецух действительно был похож на ребёнка: он смотрел на мир детским взглядом, требовал к себе внимания и уже не представлял себе, как раньше он жил без этой женщины.

Несомненно, их связала любовь, но при этом писатель всегда подчёркивал: брак-то оказался по расчёту. Он взял за Ириной целую усадьбу в Тверской губернии, а ещё у неё была квартира в Москве и машина. Как любой наделённый талантом человек, Вячеслав Пьецух обладал не самым лёгким характером. Но его Ирина оказалась настоящей писательской женой: мудрой, самоотверженной и заботливой.

Когда у него не было вдохновения, он мучился от депрессии и ему казалось, что он навсегда утратил умение складывать слова в предложения, она не оставляла его ни на минуту своим вниманием. Кормила, поила, следила за каждым его движением. Но стоило ему только сесть за компьютер, она становилась незаметна: без единого звука передвигалась по дому, появляясь лишь затем, чтобы поменять пепельницу на его столе или незаметно поставить рядом чай с бутербродами.

Люди с разных планет

Они прожили вместе четверть века, не уставая удивляться своей разности и невозможности существования друг без друга. Ирина Ефимович оказалась той женщиной, о которую писатель споткнулся, замер, и понял, что нельзя её упускать. Он давно и глубоко был женат, а его многочисленные увлечения никак не могли повлиять на его отношения с первой супругой. Но Ирина Борисовна была другой. Она не должна была исчезнуть из его жизни.

С ней он, наконец, обрёл то самое чувство крепкого тыла, которого ему почему-то не хватало в первом браке. А ещё он смог завести кота и собаку, познать все прелести жизни на земле и стать любимым писателем своей Ирины. Между ними была какая-то мистическая связь: стоило Ирине Борисовне куда-то уехать хотя бы на два дня, как Вячеслав Пьецух тут же заболевал. Это повторялось несколько раз и в результате супруга поняла: она попала в настоящую кабалу. Любимую, любовную, но кабалу. Если она исчезнет из его жизни, он просто умрёт.

Они были очень разными, их вкусы и мысли никогда не совпадали, а потому супруги спорили и доказывали свою правоту. Она никогда не молчала, если считала нужным высказать своё мнение, и на риторический вопрос на тему «кто в доме хозяин?» неизменно отвечала: «Я!»

Когда-то в интервью Вячеслав Пьецух сказал: жена старше его на четыре года, но первым из жизни уйдёт он. И тогда все трагические обязанности и заботы лягут на её плечи. Вряд ли тогда он сам и его жена могли представить, что слова его окажутся пророческими.

29 сентября 2019 года писателя не стало. Ирина Борисовна осталась одна. Ей сейчас трудно смириться с болью утраты и громадной потерей. Он действительно был для неё всем: другом, мужем, ребёнком. Опустел дом, в котором четверть века всё было наполнено присутствием любимого человека, выветрился запах его папирос, перестал звучать его голос. И только надежда на встречу в лучшем из миров осталась жить в ней, женщине, об которую он когда-то споткнулся…

Гений Вячеслава Пьецуха потомкам ещё только предстоит оценить и осмыслить. Однако уже сегодня его можно смело ставить в один ряд с теми, кого называют русскими классиками. К счастью, жизнь его сложилась счастливее, чем у многих его коллег по литературному цеху. Вряд ли он мог, как когда-то Лев Толстой, бросить в лицо своей супруге злые слова: «Зачем ты мне нужна?»

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Пьецух Алексей Иванович

1918-199?

Летчик-испытатель 1 класса, авиаконструктор, капитан.
Родился 4 сентября 1918 года в г.Винница (Украина). В 16 лет построил самый маленький в мире планер (ПАИ-1), самостоятельно научился на нем летать и демонстрировал его на празднике авиации в г.Киев. На планерном заводе Осоавиахима под руководством О.К.Антонова и Б.Н.Шереметева им созданы планер ПАИ-2 «Павел Головин» (1937) и планер ПАИ-3 (1937). Работая преподавателем в планерной школе, создал конструкцию бесхвостого планера ПАИ-4.
В армии с сентября 1939 года.
Во время Великой Отечественной войны служил летчиком-буксировщиком в планерной части воздушно-десантных войск. Буксировал на Ил-4 десантные планеры за линию фронта, но тем не менее просился на передовую. После того как были отклонены 3 его рапорта, выполнил на Ил-4 мертвую петлю. За «злостное хулиганство» был отдан под трибунал, разжалован в рядовые и направлен в штрафбат.
Участник Великой Отечественной войны с октября 1944 года. В первую же ночь он выполнил на ночном бомбардировщике По-2 семь боевых полетов. Через месяц сняли судимость.
Летчик 44-го гвардейского бомбардировочного Донского Краснознаменного авиационного полка 9-й гвардейской БАД. Совершил 91 боевой вылет. Дошел до Варшавы.
Весной 1945 в Германии (?) собрал вместе с сослуживцами из 3-х трофейных истребителей Ме-410 один летный экземпляр, прилетел на нем в Москву и в июне машина прошла испытания в НИИ ВВС.
С 194? — на летно-испытательной работе в ГК НИИ ВВС. Служил в эскадрилье В.Е.Голофастова. Поднял в небо и провел летные испытания ПАИ-5 (02.1948), буксировал планеры А-7 на Ил-4. Был конструктором ПАИ-5 (1947) и ПАИ-6 (1949) — небольших скоростных спортивных планеров, которые неоднократно демонстрировались на праздниках дня Воздушного Флота в Тушино. Как летчик освоил более шестидесяти типов самолетов и планеров.
С 30 мая 1953 года — в запасе.
Автор книги «Крылья молодежи» (1954).
В начале 1950-х организовал из студентов МАИ самодеятельное конструкторское бюро. Участвовал в создании планеров ПАИ-6М (1952), МАИ-56 (1956), МАИ-63 (1964), МАИ-68 «Пушинка» (1970), самолетов МАИ-58 (1958), МАИ-62 (1962), мотопланера МАИ-63М. Провел летные испытания МАИ-53 (1954), МАИ-56 (1958), МАИ-62 (1965), МАИ-63 (1964), МАИ-63М (1965).
Жил в поселке «Летчик-испытатель» г.Икша Московской области. Построил здесь «дом из бутылок». Умер в 199? году.
Награжден орденом Отечественной войны II степени (05.02.1988), орденами Красной Звезды (29.04.1945, 31.07.1948), медалями.

Источники информации:

• «С крыла на крыло». Документальные повести. / И.И.Шелест, М., «Молодая гвардия», 1969 /
• В воздухе — испытатели / Бондаренко Н.А., — М.: ДОСААФ, 1975 /
• Планеры СССР / Красильщиков А.П., — М.: Машиностроение, 1991 /
• Боевые аэросцепки / Казаков В.Б., — М.: ДОСААФ, 1988 /
• ОБД «Память народа 1941-1945 гг.»

6 комментариев

Хотелось бы скорректировать дату предполагаемой смерти Алексея Пьецуха. Довелось мне быть у него в гостях, в знаменитом бутылочкой домике. Привез и познакомил меня с ним, мой друг, капитан дальнего плавания, знакомый на тот момент с известным авиатором с середины 70х. Это был приблизительно 93 год. Конец лета или начало осени… Мы беседовали, Алексей Пьецух показывал фотографии своих, совершенно фантастических, безхвостых планеров. Была фотография, сделанная с воздуха, где был снят планер, больше походивший на австралийский бумеранг, в центре которого было утолщение со стеклами, кабина летчика. А там сижу я! — не без гордости проговорил, а точнее прошипел знаменитый летчик. У него к тому времени была проведена операция на горле, после корой он не мог полноценно говорить. Помню диарамы под стеклом, размещенные прямо в помещении этого интересного домика. По итогам общения мы выпили по рюмочке зубровки, предложенной самим летчиком испытателем. Прощаясь, выходя из дома, женщина, находившаяся в этом же доме (к сожалению не помню уже, кем она доводилась летчику) сказала, что то произошло с электричеством, все лампы светились в пол накала. Я предположил, что возможно дело в распределительном щитке, находившейся неподалеку от входа в дом. Не помню как, но как то вызвали местного электрика, который пришел быстро и открыв коробку, обнаружил, что соскочил так называемый провод, то ли НОЛЬ, то ли ФАЗА… Мы посмеялись, Алексей Пьецух поблагодарил меня за такое быстрое предположение, оказавшееся «спасительным». Еще Алексей Пьецух показал нам свои мастерские, одноэтажная, деревянная постройка, более похожая на сарай, только бОльшей площади, внутри которого в разных углах лежали некие узлы и детали чего то, нам мало знакомого. В центре стоял недостроеннный, очень невысокий агрегат с крыльями. — Летом, мы со студентами МАИ собираем экспериментальный самолет. — Сказал Алексей Пьецух. На этом и расстались. Все истинная правда. С уважением, Павел Антонов.

Пьецух Алексей Иванович подарил мне свою книгу «Крылья молодежи» с дарственной надписью. К сожалению не могу её приложить.

Павел Викторович! Осенью 91 года я снимал этот дом, мне показала знакомая у которой была дача по соседству. Алексея Пъецуха тогда уже год примерно уже не было в живых, на участке только бегала его небольшая собака, дворняга. Дом и сарай с самолетом нам показывал сосед справа, не помню имени. Соседом слева тогда был Станислав Любшин, в тот день мы его не видели. Сосед который показывал дом тогда рассказал нам что самолет был не только достроен, но Алексей Пъецух один раз даже летал около часа, но соседи позвонили в милицию и когда он приземлился его уже ждали… После чего он разобрал самолет. А жаль, это был самый маленький реактивный самолет в мире тогда в 1990 году и даже сейчас 2021! Фотографии с той съемки сохранены, если будут нужны перешлю.

Mne takzhe dovelos poznakomitsia s A. Pjecuchom, kogda my snimali chudozhestvennyj film «Nochnyje Najezdniki» (rez. Isak Fridberg), gde ja byl chudozhnikom filma. Vsio chto vy opisyvajete- absoliutno tochno- i neizvestnaja dama, kotoraja jemu assistirovala, i saraj so vsevozmozhnymi detaliami kakix-to letatelnych aparatov. No, u menia kak-to slozhilos vpechatlenije, chto on takzhe pytalsia konstruirovat i kakije-to raketoobraznyje apparaty, chertezhi kotorych on nam pokazyval. My snimali neskolko scen na ozere i v saraje/angare konstruktora, eto bylo udivitelno. Nash operator Pavel Timofejevich Lebeshev (rabotavshij u Michalkova) byl absoliutno zacharovan etoj naturoj. Interesno chto, sosedom Pjeccucha byl kosmonavt Leonov, s kotorym ja perebrosilsia paroj slov, rasskazav jemu pro nashi sjemki v otvet na jego vopros: A chto eto vy tam snimajete?» Ja proxodil vdol ozera, i zametil Leonova, oblokotivshegosia na zabor svojej dachi, tak i zaviazalsia etot korotkij razgovor. Zhal, ne sdelal foto na pamiat…

Ja vizhu, moj kommentarij udalen, no eto nevazhno. Xochu vnesti popravku: ja pereputal dva fakta. Davno eto bylo, i ja napisal rabocheje nazvanije filma «Nochnyje Najezdniki», no film vyshel pod nazvanijem «Nochnyje Shepoty». Operatorom zapisan Vladimir Naxabcev, tak kak Lebeshev s Isakom possorilis i Fridberg vzial drugogo operatora- Vladimira Dmitrijevicha, kotoryj i zapisan v titrax. Ja tam kak Michail Malkov, davno eto bylo:)
A vot i sam film: https://www.youtube.com/watch?v=Uccq3LqdlKg

Kstati, scena s butylochnim domikom vidna v nachale filma (film sam ochen slabyj, kstati) tam gde svadba na ldu ozera, dekoracijami kotoroj mne prishlos zanimatsia (kak i vsem ostalnym vizualom filma). Viden tam i sam Pjecuch, no tolko so spiny. U nas bylo otsniato mnogo materiala, no v film popali tolko nebolshije jego kusochki, k sozhaleniju. Ja tak dumaju, chto jeshshio mozhno chto-to obnaruzhit gde-to v archivach byvshej Litovskoj Kino studii, na kotoroj ja prorabotal 9 let. Xotia, eto ochen maloverojatno. Ja dumaju, u Isaka jeshshio chto-to mozhet ostalos. No gde teper sam Isak, kto jego znajet…

Читайте Пьецуха

Первый вопрос, который может возникнуть после восприятия моего агрессивного заголовка: кто такой Пьецух и почему именно его нужно читать? Ответ прост: Вячеслав Пьецух – наш классик, а классиков следует читать, исследовать, осмыслять, знать, примерять к сегодняшнему дню и чтить. Таким образом, между «читать» и «чтить» дистанция превеликая – тут не в одной букве разница! – и пройти её придётся нам и будущим поколениям.

Классиком, понятное дело, становятся не вдруг, не по блату и не по случайному стечению обстоятельств… Даже самый могучий пиар, которому, как считают многие, в нашем мире всё подвластно, тут оказывается бессилен: дутые шарики, набрав некую высоту в пустоте, имеют обыкновение лопаться и исчезать, как бы кто-то ни следил за их непостижимыми маршрутами ввысь.

У Вячеслава Пьецуха другая судьба. При жизни его уважали, им восторгались, но как-то странно: он жил и творил без большой славы с её беспредельными хвалами и приглашениями на всё и отовсюду, однако испытывая на себе огромный пиетет с разных сторон и совершенно пренебрегая любым внешним успехом, словно начитавшийся Екклесиаста насчёт «суеты сует» опытный грешник. Да он и был им, в конце концов. Пил изрядно. Но при этом мыслил свободно и легко. Имел вкус ко всему изящному и сочному. Но всегда был сосредоточен на одном, на главном. А главным для него делом было смеяться над Россией и плакать о России – вместе с Россией… Мне кажется, в его стиле и слоге сказалось тайное единение с тремя, по крайней мере, русскими классиками – Чеховым, Платоновым и Зощенко.

От Чехова Пьецух принял анекдотическую правду абсурда реальной жизни, наблюдение за которой требует особой зоркости к мелочам и деталям. Герои – в меру чудаки, в меру чудаки на букву «М»… Их лица серьёзны, хотя они участвуют в каждодневных благоглупостях своими бесконечно простодушными разговорами и логически мотивированными поступками. Их дурашливость очевидна, но никогда не ложна. В том-то и секрет этого писательского мастерства, что из, казалось бы, совершенно частного случая автор рассказа извлекает бытийные смыслы, зовущие к обобщениям и, что абсолютно неожиданно, к состраданию.

Нечего скрывать – скажем прямо: подобно Чехову, Вячеслав Пьецух был вне современного ему черносотенного славянофильства, но он не был и рьяным «западником» – его отшельничество от этих противоборствующих направлений объяснялось просто: он был сам по себе. Не примыкая к крайностям, он писал о Родине, думал о Родине, отвечая за каждое своё золотое слово о ней. Национализм (даже в самой скрытой форме) и Пьецух – две вещи несовместные.

И вот тут за спиной творящего свою рукопись Пьецуха начинает маячить пришедший из своего далека Андрей Платонов. Это он будто надышал на нашего автора свой неповторимый, но такой явственно ощутимый лиризм, берущий за душу и печалящий своей горьковатой на вкус правдой российского примитивизма. Самое глупое, бредовое, несусветное, даже чудовищное преображается у Пьецуха в какую-то поразительную, необъяснимую чистоту и человечность. Далее при чтении прозы Вячеслава Пьецуха мне грезится пробравшийся на страницы его опусов и осевший там между строк дух Михаила Зощенко. Этот чеховско-платоновско-зощенковский напев лишён всякой манерности и созидает в мягкой ироничной форме образ нашей вселенской дури, столь разнообразной, сколь и на каждом шагу узнаваемой. Читая Пьецуха, мы усмехаемся непременному дебилизму всего и вся, с одной стороны, изумляющему, а с другой – совершенно изумительному.

Конечно, несмотря на мои триединые векторы, Пьецух остаётся Пьецухом, и только Пьецухом, который вовсе не изобличает, а скорее констатирует… Он всё время в позе мыслителя, но не роденовского, а какого-то меланхоличного созерцателя – то, о чём он пишет, смакуя какую-то жуть и хренотень, отзывается болью. Тут уже впору говорить о его пунктирной перекличке с самим Гоголем, а ещё и с Лесковым и даже, может быть, с Салтыковым-Щедриным.

Смеховая культура Вячеслава Пьецуха заключается в изображении мелкоты жизни на любимой земле в дрянное время. Людишки, населяющие эти пространства, – знаки живого потока конфликтов и конфликтиков, милые антигерои, погрязшие в прелестях скучноватого сероватого быта. Но их можно понять и простить, потому что от них мало что зависит, хотя, если хорошенько подумать, они-то и решают всё. Писатель Пьецух не зовёт к сопереживанию (он вообще ни к чему не зовёт, кроме фундаментальных ценностей, а они оттого и фундаментальные, что сами к себе зовут), он просто добр и сердечен – по отношению даже к врагу или какому-то русскому дураку, которому больше удивляется, чем его разоблачает. Пьецуху дурак интересен своей гомерической привязкой к иррациональному, своим естеством в мире абсурда. Вот он, к примеру, рассказывает о том, что творилось на войне. Но при этом берёт за загривок войну Советского Союза с Финляндией, то есть войну глупую и позорную, нарочно забытую и чрезвычайно кровавую из-за проклятой сталинщины (кстати, тема редкая, по сей день не освоенная, а ведь эта снежная вакханалия была предупредительным выстрелом перед трагедией 41-го года), и выставляет её с такой болью, с таким нескрываемым пониманием Великой Бессмыслицы происходящего, что сердце разрывается и комок в горле застревает.

То же самое чувство овладевает читателем Пьецуха и после его так называемых исторических экскурсов, где настоящее и будущее нашей страны поверяется комическими «ужастиками» прошлого, – на эти писательские деяния писатель был горазд (сказывался высокообразовательный уровень профессионала – бывшего учителя истории). Впрочем, и современная «Новая московская философия» под пером писателя становилась блестяще выписанной картиной жизни и рафинированного общественного изъявления. Пародия тут налицо, высокая пародия.

У каждого классика – свой литературный метод. Нет метода – нет классика. Метод Пьецуха я бы назвал так: это «реализм житейского сюрреализма». Почему? Да потому что чистый сюрреализм коверкает реальность, соединяет несоединимое, безобразное превращает в диковинную красоту… А у Пьецуха наша Россия изначально исковеркана, безобразна и абсурдна, и ему остаётся видеть её такой, какая она есть, – значит, живописать правду.

Кто же он при этом? Непатриот? Клеветник? Злобный карикатурист? Да нет же, нет… Он самый настоящий, что называется, интеллектуальный почвенник, всем сердцем живущий в гуще народной жизни, только не воспевающий её супонь и сермягу, клюкву и редиску, а страдающий из-за накрывшей эту самую жизнь пустоты и темноты…

Сегодня стало модно и ох как двусмысленно называть Россию этакой «Азиопой», «отдельной цивилизацией», «государством с новым имперским величием»… Пьецух таким радетелям псевдопатриотизма отвечает всем своим творчеством: «Посмотрите на мой «глубинный народ» и вы поймёте, что врёте и играете в свои политические игры, только и всего!»

Миры больших писателей взаимно параллельны, их сравнивать – что ананасы и яблоки, и тем не менее… Протиснувшись где-то между Горенштейном и Войновичем, встав вровень с Довлатовым и Шукшиным, Пьецух, как почвенник-интеллектуал превосходит многих других весьма известных «деревенщиков» и «горожан» прежде всего своей склонностью к иронико-философскому осмыслению родины как конгломерата человеческой ментальности и исторической судьбы. Он попросту умнее многих своих коллег по писательскому цеху, пусть даже по-своему даровитых и популярных.

Кстати, о популярности. Пьецух сегодня очень читаем. Его популярность растёт в хорошо набранном темпе и объясняется просто: кладезь мудрости востребован особенно во времена духовного голода и всевозможных имитаций правды. Читатель нынче, объевшись «женскими детективами» и глянцем кулинарно-любовной тематики, хочет настоящего русского слова, игры ума и свободной мудрости. Он скучает по чтению, ибо ему надоело чтиво. Вячеслав Пьецух как раз даёт ему увлекательное общение с собственной страной, с её днём вчерашним и сегодняшним. В сущности, все рассказы, анекдоты, повести, романы Пьецуха – это огромное эссеистское полотно под одним кратким названием «Русь». Хочешь с ней познакомиться поближе, распознать до конца, задуматься, где, с кем и ради чего живёшь на этих просторах, – читай и наслаждайся! Это сейчас стало возможно, потому что замечательное издательство «Зебра-Е» выпустило (внимание и удивление!) одиннадцатитомник Вячеслава Пьецуха, каждый том – двухтысячным тиражом.

Собрание сочинений современного классика – акт поистине уникальный, можно сказать, сенсационный. Эта футбольная команда томов составлена из игроков высшего класса на литературном поле чудес. При всём разнообразии сюжетов, которые я не намерен здесь пересказывать, как бы мне ни хотелось. Замечу то, что бросается в глаза сразу, – это единое, цельное повествование, где рассказ перетекает в эссе, и швов между ними не видно. Как в круглосуточном площадном балагане. Одно шутовское действо беспрерывно соединяется с другим и по-бахтински карнавалит свою вязь. Так и у Пьецуха – построение лишь хронологическое (и то только таковым кажущееся!), а могло быть смешанным чрезвычайно спокойно: скажем, первый том можно было нумеровать девятым, восьмой – третьим и т.д. Что бы при этом изменилось? Наше читательское
восприятие одиннадцатитомника осталось бы, в общем, тем же, что и при цифровой последовательности… Я хочу предложить читать Пьецуха с любого места любого тома. Важно другое: начнёте читать – не оторвётесь!

Ошибочно думать, что литература Пьецуха перенасыщена публицистикой, которая традиционно убивает литературу. Но вся штука в том, что так называемая публицистика Пьецуха собственно публицистикой и не является. Никакой прямолинейности, плакатной агитки, лобовой атаки на зло. Пьецух – аристократ языка, ему жизнь с сумасшедшинкой, со сдвигом, мистической тайной много интереснее жизни пресной и понятной. Поэтому его размышления ничего никому не навязывают. Разве что нетерпимость к воровству и другим проявлениям безнравственности им неукоснительно утверждается. Можно ли безбожника убедить в разнице свободы и беспредела? Пьецух поэтому горюет, а не негодует. Усмехается, а не издевается.

Такая пропозиция не требует поверхностных призывов «ко всему хорошему». Нашему Автору близка задушевная интонация, при которой ирония несёт созидательную функцию. Пьецух не разрушитель того, что не принимает, а не приемлет он не худо – саму основу основ той государственности, которая учредила человеческое рабство, превратила мыслящего гражданина в послушное ничтожество. Пьецух при этом никому не грозит кулаком. Любое пролитие крови он считает трагической тщетой и преподаёт нам блестящий урок ненасильственного, прежде всего умственного сопротивления всем укоренившимся в нашем обществе мерзостям и несправедливостям.

Нельзя считать, что писатель Пьецух знает, «как не надо жить». Ведь он не знает и «как надо». И в этом как раз сила этого мастера. Зимой он работал в Москве, в квартирке на окраине – в Ясеневе. Летом устраивал себе «Болдинскую осень» в деревне Тверской области, где и похоронен в земле, которую любил неистово, но которой всем своим творчеством предъявлял писательский счёт. Это символично, что они сроднились навек – земля и прах таланта. Одиннадцатитомник подтверждает, что мы имеем дело с наследием классика.

Добавлю лично от себя, то бишь режиссёра.

Именно в силу повествовательного (преимущественно размышленческого) характера его прозы её трудно инсценировать, ибо драматургия мысли требует словесного приоритета над зрелищем. Как театральный человек и будучи со Славой в дружеских отношениях (вместе со своей женой Ирой он множество раз бывал на моих спектаклях в театре «У Никитских ворот»), я не упускал случая просить его написать пьесу. Комедию. Трагикомедию. Что хочешь, наконец.

Он отмалчивался, отнекивался… Однажды огорошил:

– Я написал для тебя одно говно. Но не дам.

– Потому что говно.

Разговор был исчерпан. Но через пару лет я к нему вернулся.

– Нет. Пьесы писать – не моё. Чехов лучше пишет. Я лучше Чехова не напишу… А хуже – зачем?

Так он и умер, не написав для меня пьесы.

Жаль. Знаю точно: писатель Пьецух при всём желании «говно» не мог написать.

Теперь он классик. Давайте читать классика.

Ушел из жизни автор первого и последнего советского сериала Вячеслав Пьецух

Вячеслав Пьецух скончался на 73-м году жизни

Фото: Марина ВОЛОСЕВИЧ

После продолжительной болезни ушел из жизни писатель и философ русской жизни Вячеслав Пьецух. Он родился в первый послевоенный год. Окончил исторический факультет Московского государственного педагогического института, десять лет отработал учителем в школе, преподавая французский язык.

Первая известность пришла в 80-х годах, когда журнал «Сельская молодежь» опубликовал рассказ «Декабрьская революция». «Было время текстов, когда 5-10 страниц, отпечатанных на машинке, делали человеку известным», — вспоминал писатель Григорий Каковкин.

Успех закрепили сборники рассказов «Веселые времена», «Предсказание будущего», «Центрально-Ермолаевская война». Написанные прекрасным языком, туго замешанные на российском реализме пополам с фантасмагорией, — они привлекали читателя, в том числе, неожиданно пессимистическими мыслями о судьбе и сущности России:

«Русская жизнь развивается в узком диапазоне от плохо до очень плохо. Нами правят в лучшем случае неучи, в худшем — идиоты».

«Генеральная наша экономическая программа — не убогая производительность труда и не кризис неплатежей, а безнравственность, которая при случае перемелет в ничто самое благое начинание и порыв».

Сам Пьецух придумал обозначение жанра своих произведений, называя их «ироническим реализмом». Парадокс: имя его всегда было на слуху, но вот особенно модным писатель никогда не был.

— Как-то грустно пошутил, что, судя по тиражам его книг, у него есть «свой читатель», но этого самого читателя с книгой Пьецуха в руках он ни разу не видел, — вспоминает кинокритик Леонид Павлючик.

Может быть, это происходило от того, что большая часть его книг была написана в непривычном для нас жанре эссе. Однако, видимо по этой же причине, его проза очень привлекала зарубежных филологов, защитившим «по Пьецуху» не одну диссертацию. Тем не менее нельзя сказать, что крупные произведения автора проходили незамеченными. Например, по роману «Новая московская философия» в 1992 году был снят мини-сериал «Квартира», по поводу которого пресса шумно радовалась: «Наконец-то и у нас появился свой сериал!» На протяжении семи серий жильцы коммуналки делили жилплощадь, освободившуюся после таинственного исчезновения одной из обитательниц. Причем, одну из лучших ролей — пенсионера Фондервякина, который очень заботится о своих банках с соленостями, сыграл Вячеслав Невинный. Коллеги характеризовали писателя как язвительного и ироничного человека, любителя выпить, мастера гуляний, подробностями которых писатели потом долго делились друг с другом. С возрастом, — с грустью констатировал Пьецух, из его жизни ушли женщины и алкоголь, «без которого вредно на Руси», а место друзей заняла медицина.

Пьецух много работал с молодежью. В частности, был мастером семинара прозы на Форумах молодых писателей в Липках. В клубном пиджаке, с неизменной сигарой, он выступал мэтром и даже совсем юные участники семинара относились к нему с пиететом. К тому времени по ТВ прошла широкая реклама его «нового романа Вячеслава Пьецуха «Дурни и сумасшедшие. Неусвоенные уроки родной истории».

Впоследствии некоторые рекомендации молодым авторам вошли в повесть «Исповедь дуралея» с главным героем, неудачливым литератором Сукиным.

Как и многие русские романтики, Пьецух стремился в деревню.

«Уезжать из города надо чем дальше, тем лучше. Вообще спасение России — в деревне. Все разберутся по деревням, так, чтобы правительству было бы труднее народ достать», — мечтал он, но, в отличие от коллег, действительно воплотил мысли в дело: оставил Москву и поселился под Тверью близ колхоза со смешным названием «Сознательный». «Я писатель старательный из совхоза сознательный», — шутил про себя. После того как свои исследования загадочной русской души Пьецух получил высшую литературную Новую Пушкинскую премию, наши журналисты ездили к нему в гости на интервью, в котором писатель высказал несколько неожиданных мыслей, например, о том, что не любит Россию и что всегда жалел диссидентов.

Одно из последних выступлений Пьецуха перед публикой, состоялось в 2016 году в фестивале «Окно в Европу». Писатель рассказал о том, что в последнее время занимается «внимательным отношением к своему коту», что одним из главных открытий последних лет для него стала манная каша и что за последние годы хорошая литература исчезла, а вместо нее осталась «живопись, очень похожая на литературу».